Обсуждение проблемы негативных последствий от миграции в сфере безопасности в России стало наиболее активно происходить после событий осени 2005 года во Франции, когда арабские мигранты устраивали погромы в городах. Сегодня, проблема миграции в Европе одна из актуальных не только для Европы, эта проблема и России.
Известно, что миграция по отношению к государственным границам имеет разделение на внешнюю и внутреннюю.
Внутренняя миграция имеет под собой экономические и социально бытовые основы, как правило, эта миграция не носит национальной подоплеки, эта миграция направлена на сосредоточение к большим городам, где развивается экономики, ведется гражданское строительство, уровень жизни выше, чем в малых городах.
Внешняя миграция также основана в первую очередь на экономических требованиях, но здесь могут быть уже и политические и религиозные основания.
Точных данных о масштабах нелегальной трудовой миграции в Россию и из России не существует. Оценки общей численности нелегальных мигрантов различаются — от 1,5 до 15 млн. человек. Численность незаконных мигрантов из стран дальнего зарубежья — от нескольких сот тысяч до 2 млн.
По другим оценкам в Российской Федерации находятся с нарушениями паспортно-визового и иммиграционного режимов, трудового законодательства не менее 5 млн. иностранных граждан и лиц без гражданства, прибывших из 60 стран с неблагоприятной внутриполитической, социально-экономической, экологической, санитарно-эпидемиологической и сложной демографической обстановкой.
За 2016 год по данным УФМС в Россию въехало 16,3 млн. человек, а выехало 14,6 млн.человек.
Можно рассмотреть миграцию России за последние 25 лет.
Если в 90-е годы с открытием границ россияне стали выезжать в развитые страны (Германия, Италия, Греция, США, Канада) как на ПМЖ так и как трудовые мигранты, то во время тотального дефицита в Россию въезжали граждане Китая, Вьетнама, Индии, Пакистана, в основном не легально, или с туристической целью, оставаясь и образовывая поселения в больших городах, в основном, вокруг возникших рынков. Москва – Черкизовский, Лужники. Также это жители бывших республик Закавказья.
В начале 2000-х ситуация изменилась, экономика России сориентировалась на потребление, торговля дешевыми китайскими товарами стала осуществляться более цивилизованным образом. Правительства стран установили договоренности в сотрудничестве в сфере экономики и туризма. С улиц наших городов стали исчезать люди с монголоидной внешностью. Их скорее встретишь в музеях, экскурсиях и т.д., чем работающими.
Но в этот период изменился вектор миграции – теперь мигранты это жители бывших республик Средней Азии.
Необходимо учитывать, что мигранты из этих стран являются носителями мусульманской религии, но обосновываются к проживанию на территориях исторически с проживанием христиан.
Для того чтобы как-то управлять нелегальной миграцией государство использует различные модели управления ею. Так, в настоящее время в ряде регионов выбрана достаточно спорная модель наделения диаспор функциями субъектов миграционной политики, фактически ставящая их в роль посредника во взаимоотношениях мигранта и государства. Такая модель взаимоотношений государства с мигрантами через использование посреднических услуг диаспор имеет определенный изъян: диаспора может выступить также и в роли защитника мигрантов, совершивших преступления, покрывая их.
Говоря о первой волне мигрантов часто не берется во внимание тот факт, что общая ситуация серьезно усугубляется тем, что второе поколение мигрантов, т.е. дети мигрантов «первой волны», родившиеся в России, в культурном плане мало интегрируется в российский социум. По наблюдению экспертов, в семьях культивируется гордость за свою религию, которая противопоставляется местной религии (как говорится «В чужой монастырь со своим уставом не ходят» - здесь все наоборот). Этническая идентичность у молодых мигрантов отступает на последний план, а на первый выходит сугубо религиозная самоидентификация («мы – мусульмане»), причем исламское вероучение они трактуют в радикальном его понимании. «Характерной особенностью мигрантской молодежи является демонстративная россиефобия: они практически полностью не имеют гражданского самосознания, российские ценности и законы подчеркнуто ставят ниже идей шариата, при этом будущее российского государства они видят как часть глобального халифата», - делают вывод эксперты, отмечая, что сами молодые мигранты не считают себя уже «приезжими», а акцентируют внимания на том, что они – «местные».
Также стоит отметить, что процесс переселения мигрантов из Азии порой принимает фактор появления анклавов в крупных городах, формируемых по национально-религиозному признаку.
Можно посмотреть как в 2014 году выглядел национальный состав Москвы. Проанализировав эти цифры, православных в Москве только треть. Как утверждают представители Национальной организации русских мусульман, каждую пятницу в Петербурге как минимум трое русских принимают ислам. Подавляющее их число - студенты.
В ряде регионов России, особенно в крупных городах, стали формироваться своеобразные этнические районы компактного проживания по типу таких, которые есть в городах Европы. Например, в Казани этнологи уже отмечают появление этнических кварталов (в первую очередь узбекского и таджикского). Наиболее наглядно подобные формы геттоизации становятся заметны в Москве. Научные сотрудники Центра исследований миграции и этничности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ провели комплексное исследование мигрантов из Киргизии в Москве, придя к выводу об образовании своеобразного «Киргизтауна» в столице страны. По данным Федеральной миграционной службы, в России находятся более 560 тысяч кыргызстанцев. Более 1,5 тысячи соотечественников отбывают наказание в российских тюрьмах за различные правонарушения, в основном, кражи и грабежи «Внутри Москвы образуется киргизский город, киргизское общество складывается с помощью системы моноэтничных киргизских институтов: больниц, кафе, дискотек, клубов единоборств.
В Санкт-Петербурге очень сильная узбекская диаспора, и организовано их компактное проживание.
Однако наряду с подобной формой самоорганизации проживания в городах мигранты начинают осуществлять процесс колонизации сельских населенных пунктов в регионах Европейской части России. Выбор ими деревень вызван тем, что покупка жилья (земельного участка, дома) обходиться намного дешевле на селе, чем приобретение аналогичной недвижимости или квартиры в городе.
Мигрант перевозит семью, однако у него на новом месте жительства начинают происходить конфликты с коренными жителями деревни, где он селится (семьи порой бывают не только многодетными, но по факту и полигамными). Бытовые конфликты с неспособными или нежелающими интегрироваться в местный образ жизни мигрантами нередко перерастают в межнациональные и межрелигиозные. Создавая невыносимые условия для коренных жителей, мигранты вынуждают последних оставлять деревни, переселяться в города. При этом местные жители продают свои дома часто самим же мигрантам, поскольку те порой являются единственными их покупателями, готовыми приобрести (желающих приобрести дома в деревнях с большим количеством мигрантов среди россиян немного). Этот процесс колонизации не приведет к развитию сельского хозяйства: мигранты лишь проживают в деревнях, но продолжают работать в городах (на стройках, торговле, нередко и наркоторговле), их вклад в аграрную экономику не ощущается. Усугубляет ситуацию тот факт, что преобразование российских деревень в среднеазиатские кишлаки часто происходит за счет переезда в них исламских фундаменталистов.
Помимо проблемы внешней миграции, существует проблема внутренней миграции, которая также приводит к перемещению групп религиозных фундаменталистов из одних регионов России в другие. Эксперты уже отмечали, что на протяжении 2000-х годов происходит усиление религиозного влияния исламистов Северного Кавказа на своих единомышленников в Поволжье, когда ваххабиты с Юга России превратились в духовных наставников, учителей для таких же исламистов в центре страны. Однако масштабы проблемы особенно ощутимо бросаются на Крайнем Севере и в Сибири, где порой приток внутренних мигрантов, придерживающих радикальных исламистских взглядов, достигает такого масштаба, что силовики вынуждены менять даже статус территориальных субъектов в сторону их закрытия для приезжих. Такая ситуация сложилась в Ямало-Ненецком автономном округе, когда в Новом Уренгое, где крайне высок уровень мигрантов с Кавказа, а ваххабитов стало столько, что силовые органы, будучи уже не в состоянии преодолеть эту проблему, идут по пути договоренности с религиозными радикалами, чтобы те старались себя вести хорошо, город в 2006 году получил статус погранзоны, въезд был ограничен. Руководитель центра по противодействию экстремизму УМВД по Ямало-Ненецкому автономному округу Сергей Савин озвучил причины так: -В последнее время в нашем регионе развернули деятельность ячейки международных экстремистских организаций, таких как «Имарат Кавказ», «Хизб-ут-Тахрир», а также религиозные группы ваххабитского толка. Они специализируются на идеологической обработке населения и призывают своих учеников к активным действиям, в том числе и к совершению террористических актов». Ситуация в этой газодобывающей столице России с исламскими фундаменталистами крайне критическая: агитация фундаменталистов велась не только в мечетях, но даже в местных вузах, а выбор города для такой экспансии ваххабитов неслучаен – исламисты создают экономический и людской плацдарм для того, чтобы в дальнейшем перейти к активной фазе. Такой же статус был установлен в Салехард, Надым и Лабытнанги. Только в 2014 году эта жесткая мера была снята.
Однако, наиболее болезненно русское население ощущает последствия миграции из Центральной Азии и Кавказа, когда русские дети становятся жертвами этнической дедовщины в российских школах со стороны детей мигрантов. Здесь надо учитывать, что взаимоотношения между русскими детьми и детьми мигрантов происходят не только в контексте межнационального противоборства, но и межрелигиозного, когда понятия «русский» и «православный» для детей мигрантов равнозначны. В таких школах дети мигрантов объединяются по этнорелигиозному признаку в сплоченную группу, начинают подвергать нередко побоям и моральному террору русских детей, которые начинают прятать нательные крестики (если одежда такая, что они видны), подвергаясь осмеянию и оскорблениям. При этом в спорах между русскими детьми и детьми мигрантов последние, используя риторику взрослых исламистов, нередко восприняв антихристианскую фразеологию от родственников, автоматически опускаются до унижения своих сверстников по религиозному признаку.
Впрочем, ваххабизм с его ценностями не только проникает в школы, он приводит к более серьезным последствиям, когда его адепты начинают вести пропаганду в студенческой среде, где наиболее подвержены этому становятся учащиеся с Северного Кавказа, приехавшие учиться в вузы Центральной России и Сибири.
Причины того, что мигранты оказываются благодатной почвой для распространения в их среде исламского радикализма, ряд исследователей видят в их психологическом и правовом дискомфорте. Не принимаемые российским социумом, видящем в мигрантах угрозу, они оказываются в условиях враждебного отношения к ним принимающего общества и бесперспективности возвращения на родину, где нет работы. Эти социальные трудности стремятся эксплуатировать фундаменталисты.
Поскольку к нам едут в основном выходцы из республик, где доминирует ислам, то чаще мигрантами интересуются представители исламистских структур. Им трудно отличить настоящий ислам от деструктивных подделок. Этим активно пользуются радиальные исламисты, ваххабиты. В результате сегодняшняя миграция становится благоприятной почвой для экстремизма и даже терроризма в России. И это уже более серьезная угроза, чем, например, незнание русского языка», — отмечают социологи.
Однако перекладывать на российские органы власти проблему социальной заботы о мигрантах будет абсолютно ошибочным предложением выхода из ситуации. Тем более, что опыт стран Западной Европы, в которых пошли по пути социальной помощи приезжим (выплат пособий, предоставление других материальных и юридических преференций), привел к иждивенчеству этой большой группы населения, не только не интегрировавшей в общественное и культурное пространство, но в конце концов превратившуюся в политическую силу, диктующую свои требования к коренному населению.
О том, что мечети в крупных городах России используются как места для вербовки мигрантов в ряды радикальных фундаменталистских сообществ, стало все более очевиднее в 2010-е годы, когда численность самих мигрантов стала достигать до половины прихожан. При этом нередко имамы мечетей не в состоянии проконтролировать подобную ситуацию: экстремисты угрожают духовенству, давая понять, что в случае информирования правоохранительных органов об их деятельности имамы могут об этом пожалеть, и те из страха вынуждены закрывать на это глаза. Случается и так, что официальное мусульманское духовенство не мешает эмиссарам вербовать своих прихожан-мигрантов просто потому, что вербовщики сами являются мигрантами, общаются со своими соплеменниками на родном языке, который непонятен имаму (в городах центральной России имамами являются обычно поволжские татары). После того, как мигранты, приходящие в мечеть на молитву, выбираются мишенями для вербовки, среди них начинается вести пропагандистская работа. До начала намаза, когда прихожане находятся в мечетях, некоторые из них рассаживаются кружками, в каждом из которых свой агитатор начинает вести задушевные беседы о былом величии исламского халифата, несправедливости современного положения мусульман в России и в мире и превосходстве исламской формы политического устройства над любой иной. На подобную религиозную риторику и демагогию некоторые из прихожан подкупаются, и, видя это, вербовщики предлагают продолжить беседы уже на частной квартире, соглашаются в ней принять участие. Там уже вовлекают в «халакат» (кружок) более податливых мусульман, с ними начинают более плотнее работать, и через некоторое время они становятся окончательно членами экстремистских сообществ.
Сегодня внешняя политика России напрямую влияет на миграцию в Россию.
О миграции в мире мы знаем с экранов телевизоров – выходцы из Центральной Азии и стран Африки устремились в развитую Европу. Едут туда не с целью работать, а получить пособие или заявить политические требования. В самой трудной ситуации Турция. Ей необходимо и сдерживать поток мигрантов в Европу, также разбираться со внутренней политикой, где на территории Курдистана сосредоточились радикалы.
